Люди порой попадают в страшные ситуации, и их надо спасать несмотря ни на что. Корреспондент @Pavlodarnews.kz  встретился с людьми профессии не для слабых и не для слабонервных.

– Мы – люди, которые любят решать задачи, – представляет команду спасателей Артем Лесовой. – Это на завод приходишь, и тебя ждет рутина, а у нас даже двух одинаковых выездов быть не может. И хотя работа подчас связана с риском, мы все здесь по призванию. Вот, например, Сергей Хоменко. Прошел армию, отучился в пединституте на спортфаке, был тренером, учителем физкультуры, и оказался у нас. Я здесь сразу после армии. И, как говорится, больше делать ничего не умею. Хотя умею всё: я и сварщик, и электрик, плотник, водитель – всё могу, но я не могу с этой работы уйти. Я в неё уже корнями врос.

Сергей Хоменко поддерживает коллегу репликой, что у каждого свой путь, но все сошлись в одной точке.

– Гуманитарии к нам приходят, но редко кто задерживается. Здесь чаще те, кто ближе либо к спорту, либо к технике. 

Спасатели подчеркивают, что у них профессия – работать с людьми: когда они живы, когда травмированы, когда мертвы. Извлечение тел из труднодоступных мест – колодцев, труб, после ДТП – неотъемлемая часть их работы. «Проверка трупом» обязательна, но к этому надо готовиться морально. Если выдерживаешь – будешь работать.

– Человека надо уважать, чтобы его спасать. Молодежь надо учить, ведь нам же нужен полноценный сотрудник, который может где-то поддержать, где-то помочь, где-то вытащить, и не убежит от тебя в критический момент. Были и такие случаи, – говорит Сергей. – А так команда у нас из четырех-пяти человек. Все могут всё, но кто-то что-то чуть лучше и быстрее: например, хорошо водит, хорошо двери открывает, спускается, работает с окнами, ладит с детьми... К примеру, мы едем на ДТП, исходя из условий командир расставляет людей: один пойдёт заводить станцию, кто-то возьмёт гидравлический инструмент, будет им резать, кто-то будет пострадавшему помогать, кто-то аккумулятор отсоединит. И все это быстро и эффективно. 

В целом команда – это вторая семья, боевое братство: в командировках в одной палатке ночуют, из одной тарелки едят, одним морозом морозятся. Наверное, чтобы понять все, что происходит во время дежурств, надо походить в их ботинках, и не один день. А так можно только представлять из их многочисленных рассказов.

– Задачи разные. Когда в Аксу кран упал, нас тоже туда послали, чтобы мы его приподняли и помогли отцепить стрелу, – перечисляет Артем Лесовой. – Или вот вызвали нас на ребенка – надела четырехлетняя малышка на пальчик стальную гайку, пальчик опух, ниткой снять невозможно – мешает резьба. Что делать? Кусачки не берут, сталь-то калёная. Тогда берем болторез, родителей в сторону, чтобы не мешали ювелирной работе, и кончиком инструмента стараемся надкусить ободок гайки. Получилось – её только передавили немного, и она сама лопнула. Или вот еще: вызвали в полицию – на особо ретивого и агрессивного задержанного надели наручники, да так защелкнули, что открыть уже не смогли. Пришлось болгаркой спиливать заклепки. Один руку держит, другой пилит, третий водой изделие поливает, потому что нагревается сильно. И еще случай: «КамАЗ» вёз огромные трубы, и в момент, когда его обгоняла легковая, крепление слетает, и четырёхсотые трубы закатывают машину в асфальт. А потом из этого «брикета» мы извлекали останки двух человек.  А как-то на одном мясокомбинате у женщины в промышленную мясорубку попала рука. Успели остановить машину. Руку перекрутило, а как ее вытащить? Время уходит, человек истекает кровью. И спасатель принял решение провести ампутацию на месте.

Когда случается беда, время словно останавливается. Минуты тянутся мучительно долго, особенно когда ждешь помощи. Спасатели, как и врачи скорой помощи, как и пожарные, сталкиваются с тем, что для людей ожидание кажется бесконечным. Хотя и те, и другие движутся к месту происшествия в рамках допустимых скоростных регламентов, стараясь приехать как можно скорее.

Однако у спасателей есть особенность, которая влияет на скорость реагирования. Это сложная цепочка, по которой проходит сигнал бедствия. Когда гражданин набирает номер 112, его звонок первым делом принимает диспетчер экстренной службы, который затем связывается с диспетчером спасательной станции, и лишь тот передаёт вызов непосредственно спасателям. Таким образом, между первым сигналом и фактическим выездом проходит время. Человек, ожидающий помощи, уже слышит от диспетчера: «Машина выехала», в то время как в реальности она ещё даже не завелась.

Именно поэтому, когда спасатели прибывают на место, им нередко приходится выслушивать упрёки за «задержку», хотя они уже сделали всё возможное, чтобы сократить путь до пострадавших. Всесильность спасателей тоже миф. Например, они могут только оказать первую медицинскую помощь: перебинтовать, наложить шину, остановить кровь, но колоть обезболивающее не имеют права. Надо дождаться врачей. 

– Потерпевшего пробило трубой, он орет: вытащите ее! А мы только и можем, что трубу отрезать и вместе с трубой передать пострадавшего медикам. Да и как вытащишь – он через тридцать секунд истечет кровью, и колоть ничего нельзя: а вдруг у человека аллергия на препараты? Так что наш девиз, как и у врачей: не навреди,  –  говорит Сергей Хоменко.

Дежурство сутки через трое, но дежурство не кончается никогда. Сотовый включён круглосуточно. Жизнь спасателя – вечный режим ожидания.

– Мы можем отказаться от задания, если оно сопряжено с огромным риском, но мы все равно идем, потому что риск – это часть нашей профессии, – утверждает Артем. – Помните автобус, который провалился в шахту на Майкаине? Мы работали там несколько месяцев. Тогда образовалась гигантская воронка глубиной с десятиэтажный дом или даже больше. Шахты – слоеный пирог, один слой давит на другой, обвалы продолжаются. Камни только сверху кажутся маленькими, а внизу – это огромные валуны.

Спасатели понимали, что шансов найти живых людей нет.

– Но мы всё равно спускались – по тросу, с краю воронки, в полной страховке. Каждый шаг – под угрозой обвала. Делали это не ради показухи, а чтобы хотя бы достать тела. По обеим сторонам пропасти стояли кран и погрузчик. Между ними натягивали трос, как переправу, а потом с троса спускались вниз на страховочной веревке. Если вдруг обвал, будет хоть какой-то шанс, что тебя успеют вытащить. Приехали горные спасатели, попытались пройти нашей трассой, но хватило их только до середины маршрута – страшно. Приезжали сейсмологи, просканировали почву и выдали вердикт: автобус на 20-метровой глубине, под камнями. Как его достать? Невозможно. Хотя, конечно, понимаем отчаяние родственников, они тела не видели и живут надеждой, что человек еще жив.

Когда человек хочет покончить с жизнью, тоже вызывают спасателей.

– Сидит мужик на подоконнике и орет, что выбросится. Полицейские к нему подойти не могут – есть опасность, что действительно выбросится. Нужен переговорщик. Решительно захожу в комнату, не обращаю внимания на его бешеные глаза и говорю: «Мужик, пиво будешь? У меня литр пива!» – со смехом вспоминает Сергей Хоменко. – Когда резко, громко говоришь, это опрокидывает. Он оторопел, пытается понять, что происходит. А я ему снова: «Пиво будешь? У меня литруха там осталась, холодненького. Будешь, нет?» Он пока переварил всё это, а я уже рядом оказался и сдернул его вниз, а там уже полицейские навалились. 

Самое жуткое для наших собеседников – это вызов на детей. Никакой разложившийся бомж, никакой взрослый человек с ранами не давят на психику так сильно, как ребенок, оказавшийся в опасности.

– Наверное, потому что я педагог, отец, и у меня шестеро детей, – размышляет Сергей. – Вскрывали мы стальную дверь, и вдруг маленький ребенок просунул в щель ручку. Меня так хлестануло, что в глазах потемнело. Но спасибо, парни перехватили, удержали дверь, обошлось все. А у меня все перед глазами: если бы инструмент сорвался – дверь захлопнулась, и ручка долой. Я могу очень сильно расстроиться из-за детей, не потерплю какие-то нравоучения или цинизм, когда вопрос идёт о жизни и смерти ребёнка. Для меня это табу. 

Спасатели говорят, что выручают не только людей, но и братьев наших меньших. Например, тащили пса из заброшенного колодца глубиной девять метров. Ночь, фонарь, собака. Животное рычит – не от злобы, а от страха, – но зубы у него реальные. Спустились вниз, уговорами и разговорами успокоили собаку, обвязали веревкой и подняли наверх. Таким же макаром когда-то вынимали корову из ямы – 500 килограммов счастья. Тянули вшестером.

– А бывают и такие ситуации, которые в голове не укладываются. Любовные сцены, простите, – улыбается Сергей Хоменко. – Картина как в анекдоте: муж возвращается вечером домой. Поздняя осень, холод, снег, пронизывающий ветер. Заходит в дом, а там, извините, романтическая сцена. Жена не одна. Любовник в панике, но в брюках, сигает из окна четвёртого этажа на ближайшее дерево. Хотел было вниз сползти, а внизу уже разъяренный муж с палкой. Короче, застрял на уровне третьего этажа. Мы приехали, муж орёт, бегает, на дерево кидается, полицейские его еле сдерживают. Пока мы приладили лестницу, пока поднялись, любовник уже окоченел, руки замёрзли, тела не чувствует. Сняли, но в тяжёлом состоянии. Переохлаждение, шок, моральная травма. 

Спасатели – не ангелы: суровые люди в суровых условиях. Но если ты застрянешь, упадёшь, зацепишься, провалишься, запутаешься, будешь тонуть, задыхаться от запаха разлитого бензина в покореженной машине – они приедут. В любую погоду, в любое время. Потому что они последние, кто может спасти, достать, выручить. Потому что если не они – то никто.

В материале использованы снимки Валерия Бугаева и пресс-центра ДЧС Павлодарской области.